В настоящее время от старой риги в восточной части острова сохранилась только каменка и нижние венцы строения.

В романе Ортьё Степанова «Будни Хаапалахти» описана молотьба в этой риге:

«Старик Онтто сидел у очага и плел корзину, когда Елена вернулась домой. Не глядя на нее, дед сердито буркнул:

- Тебе только прыгать да скакать, а рогача пусть себе стынет…

Елена ничего не ответила, проскользнула темную горницу. Вспомнилось слова матери: «Доченька, приходи сегодня пораньше, нам ведь в рогачу идти.» А она все-таки опоздала.

Мать и Мелание уже успели уйти в ригу. Топил её старик непременно сам. И делал это так умело, что жито у них всегда высыхало для молодцов ночь на понедельник. Если бы оно подсыхало раньше, то пришлось бы начинать молотьбу в воскресенье, а ведь это большой грех.  И опоздай чуть жито — тоже плохо… Женщины не успеют пойти вечером за ряпушкой.

Елена торопливо переоделась, спрятала выходное платье в сундук и прошмыгнула мимо деда на улицу.

Рига Хирсолы стояла у дороги в Ляпиахо, на расстоянии доброй версты от деревни. Дорога шла мимо деревенского кладбища. Вековой кладбищенский ельник наводил на людей страх даже днем. Детей в деревне не раз пугали приведениями, которые якобы бродят по ночам между могилами. А прошлой осенью в Хаапалахти с тревогой говорили о том, что какой-то мужик будто бы прятался ночью от дождя под навесом старого креста… Поди знай, кто это был, может сам Репо-Симо или кто-нибудь из его шайки.

 «Муамо и Малание прошли, и со мной ни чего не случится» подбадривала себя Елена. Но все-таки было страшно. Девушка шла затаив дыхание, а потом вдруг бросилась бежать, чтобы поскорее оставить позади эти шумевшие ели.

Миновав страшное место, Елена остановилась — надо хоть немного отдышаться.

Осенняя ночь выдалась на удивление теплой. Темные высокие ели, словно копья, подпирали небо. Легкий ветерок доносил с полей приятный запах свежего жита. Девушка двинулась дальше. Вот впереди затемнила рига, потом донесся мерный перестук цепов.

В углу риги, на большой каменной печи, чадила маленькая коптилка. Маланья и мать, пригнувшись, стояли друг против друга и колотили цепями рожь. Ровно и ритмично раздавались в риге глухие удары. Задевая друг друга, цепы издавали приятный звон. Сухие снопы легко подпрыгивали, и на пол высыпались туго набитые зерна. Дойдя до стены, женщины решили перевести дух. Выпрямившись, мать заметила в дверях Елену.

— Ты только пришла? А старик что сказал?

Малания, хлебнув из берестяного туеска холодной воды, проговорила:

— Ну и глупенькая же ты! И зачем тебе надо было лезть на глаза старику? Девушкой я, бывало, с вечеринки бежала прямо в ригу да там и переодевалась. Отец ни когда и не знал, поздно ли я приходила с танцев. А мать — спасибо ей — никогда ему не говорила об этом. Она и сама в молодости озорная была.»